Лена и Марсель — транс-пара, которая никогда не скрывала своих отношений. В Беларуси это означает не только смелость, но и готовность сталкиваться с непринятием общества и давлением со стороны государства. Год назад им пришлось покинуть страну: усиливающиеся репрессии против ЛГБТК+ сообщества и невозможность совершить транс-переход сделали их дальнейшую жизнь в Беларуси небезопасной и фактически невозможной.

TG House поговорил с Леной и Марселем о проблемах транс-персон в беларусском обществе, об отношениях с родителями и преподавателями, о том, как сложно отстоять право быть собой перед однокурсниками и, главное, почему транс-персоны априори считаются преступниками в глазах беларусских силовиков.

Частично историю Лены мы рассказали в этой статье, историю Марселя публикуем впервые.

Лена, Марсель, вы — пара, и в Беларуси вы встречались открыто. Какая была реакция людей вокруг?

Марсель: Я и Лена никогда не скрывали, что мы — пара, транс-мужчина и транс-женщина. Окружающие воспринимали нас в основном спокойно, но некоторые люди смотрели с удивлением, ведь у нас ещё и неформальный внешний вид.

За транс-женщину обычно принимали меня, а Лену — за цис. Однажды возле церкви какая-то старушка отчитала меня за татуировки, а Лену за то, что она в штанах и недостаточно женственно выглядит. В целом находиться в обществе нам было не совсем комфортно, ходили с опаской и старались быть осторожными.

Расскажите, пожалуйста, как пришло осознание себя и как начинался переход, кто поддержал вас, как отнеслись к этому родственники?

Марсель: Я родился в Украине, в Донецкой области. Родителям открылся по случаю — мой бывший рассказал матери и отчиму о моей трансгендерности. На тот момент они меня не поддержали, мать у меня в целом суровая, поэтому пришлось идти на хитрости. Я сказал маме, что, если она будет обращаться ко мне в мужском роде, а моя трансгендерность ненастоящая, то эта «блажь» мне скоро надоест. Мама согласилась: так я добился, чтобы дома ко мне обращались в желаемом гендере.

В 17 лет решил переехать в Беларусь вместе с бабушкой — от неё я трансгендерность тоже скрыл. Чтобы родители дали добро на переезд, мне пришлось притвориться максимально феминным и сделать вид, что оставил мысли о переходе. Но потом ещё два года мать и отчим названивали мне и говорили всякие гадости.

Лена: В 16 лет я осознала, кто я на самом деле. Но мой родной Гомель слишком маленький и консервативный город, чтобы можно было там открыто выражать свою идентичность, не опасаясь осуждения.

Каминг-аут в семье осуществила случайно, из-за давления родителей: мама стала допытываться, куда уходят мои карманные деньги, пришлось сознаться, что покупаю гормоны. Разразился скандал, отец избил меня. Этот прессинг я переживала очень тяжело: курила, резала вены, а визиты к психологу, к которому меня записали родители, были направлены на моё "исправление", а не на помощь в принятии себя.

16-17 лет – для вас время самосознания совпало с выбором будущего образования. Как проходила учёба? С чем пришлось столкнуться?

Лена: В 2017 году я поступила в вуз (БГТУ) по документам на мужское имя — тогда я только начала переход. Отношение было ко мне не самое хорошее. Ещё при поступлении декан увидел меня и возмутился, что я там буду учиться. Однокурсники заметили, что я выгляжу женственно, начались шутки в общем чате, из всей студенческой группы только одна девушка старалась меня поддержать. В общежитии меня заселили в мужской блок, и с парнями-соседями отношения тоже были не очень.

Во время учёбы мне нужно было лечь на обследование в РНПЦ Психического здоровья. После больницы явернулась к учёбе, и оказалось, что декан потребовал выселить меня из общежития. Мальчики из моей комнаты пожаловались, что я — транс-персона, и они не хотят жить со мной. Также декана возмущало, что я ходила в женский туалет.

Родители сняли квартиру, но я боялась ходить на лекции, общаться с преподавателями, потому что думала, что они будут меня мисгендерить, и потому отказалась от учёбы. Позже я узнала, что ещё одну транс-персону также заставили уйти из этого вуза, потому что она ходила на занятия в юбке.

Марсель: Я поступил в Витебский технологический университет. Отношение однокурсников ко мне было максимально плохое, никто не хотел воспринимать меня как мужчину. Если на занятия приходил новый преподаватель и обращался ко мне в мужском роде, то мои одногруппники криками исправляли: «Это же девушка». Из-за этого отстранился от других студентов, не участвовал в групповых мероприятиях — в танцевальных вечерах, например, и чувствовал себя одиноко.

Как только я получил дополнительную защиту в Беларуси как беженец из Украины я решился бросить учёбу: мне было тяжело и крайне некомфортно посещать занятия под своим деднеймом. Я был в депрессии, и спасала меня только поддержка психологов-волонтёров из ЛГБТК+ френдли-инициатив. На одной из встреч сообщества мы и познакомились с Леной.

Я нашёл работу слесаря-сборщика на заводе. Ни с кем там особо не общался, потому что за спиной коллеги спорили: «это, наверное, мужчина, это, наверное, женщина», а я не хотел участвовать в такого рода дискуссиях. Надевал наушники, делал свою работу и готовился к сдаче ЦТ для поступления в медицинский университет — очень хотел продолжить учёбу там.

Вы поступили в мед? Оказался ли этот вуз более прогрессивным и отличалось ли там отношение к вам?

Марсель: Четыре года назад я поступил в Витебский медицинский университет. Витебский мед-универ был когда-то одним из самых лучших вузов, но не так давно там поменяли руководство на более лояльное, и постепенно он стал приходить в упадок.

В университете сразу поставил себя так, что я — мужчина, и не смотрите на мои документы. К тому времени я уже принимал гормоны (без официального разрешения, правда) и добился, чтобы ко мне все обращались в правильном гендере. Но, возможно, помогло и то, что я был всех старше на 3–4 года. Преподавателей просил обращаться ко мне по фамилии.

Лена: Марсель уговаривал и меня поступить в мед, всё-таки отношение к транс-персонам там более понимающее. Но меня смущала военная кафедра — я ещё не поменяла документы и должна была бы участвовать во всех требуемых мероприятиях вместе с парнями. Плюс обязательное распределение после завершения учёбы — не хотелось оказаться в маленьком городке, где бы моя внешность снова оказалась бы под пристальным вниманием.

В итоге в 2024 году я сдала ЦТ и поступила в Брестский государственный университет на природоведение. Прохождение ЦТ — это тоже был особый квест. Я уже выглядела достаточно феминно, и приёмная комиссия долго изучала мои документы, узнавала, нет ли у меня сестры…

В университетском общежитии в комнате, к моему удивлению, я жила одна. Позже выяснилось, что человек, ответственный за расселение, «слил» информацию о том, что в общежитии будет жить трансгендерная девушка. Мои потенциальные соседи потребовали их отселить.

Буллинг продолжился и в общежитском чате, где меня открыто оскорбляли и спрашивали, почему меня до сих пор никто не побил. В этом вузе я вновь столкнулась с недовольством администрации по поводу того, что пользуюсь женским туалетом.

Однажды, когда я возвращалась из магазина, у самых дверей моей комнаты сидели несколько студентов — прямо на полу. Когда я проходила мимо, они отпускали сальные шутки и демонстративно пытались заглянуть мне под юбку. Единственным человеком, кто относился ко мне с пониманием, была институтский психолог, но её усилий было явно недостаточно, чтобы изменить негативное отношение ко мне.

В целом же, хочу сказать, что если люди узнают о том, что я — транс-персона, и что обращение в мужском роде делает мне больно, то примерно половина из них старается не мисгендерить.

А вы пытались пройти комиссию и поменять документы?

Марсель: как только получил беларусское гражданство, я обратился в РНПЦ Психического здоровья за психологической помощью, и чтобы начать официальную процедуру перехода.

На свою первую комиссию попал как раз тогда, когда уже пошла волна частых отказов. И в первый раз, и на повторной комиссии я не получил разрешения на гормонотерапию и смену документов.

Отношение на первой комиссии — тогда её уже возглавляла Кучинская — нельзя было назвать располагающим: нас вызывали не только по фамилии, но и по имени (то есть по деднейму), один из членов комиссии заявил мне: «Смотри, на этой детской фотографии ты улыбаешься. Что ты думаешь о том, что ты убил эту красивую девочку?» Я сомневаюсь, что это был человек с медицинским образованием, скорее представитель силовых структур.

На повторной комиссии — это было уже летом, в помещении было так жарко, что я получил тепловой удар, многие из транс-персон плакали: при высоких температурах напряжение переносится гораздо сложнее.

Когда вы ощутили навязчивое внимание со стороны силовых структур?

Лена: 10 сентября прошлого года, прямо во время занятий, в аудиторию вошла кураторка нашей группы. Она сказала, что меня срочно вызывают в деканат, и потребовала собрать вещи. Это было крайне странно. В деканате меня ждали двое мужчин в милицейской форме. Они сразу же забрали у меня телефон, грубо и настойчиво спрашивали, девушка я или парень. Я пыталась узнать причину вызова, на что последовал резкий ответ: «А ты не знаешь?»

Никто из них не представился, но в разговоре промелькнуло, что эти двое — из наркоконтроля. Это меня немного успокоило: к наркотикам я никогда не имела отношения и была уверена, что у меня ничего не найдут. Меня повезли в РУВД. По дороге один милиционер заявил другому, что они «очищают Беларусь от таких, как я», а второй хвалился, что за моё задержание точно получит повышение по службе.

В РУВД угрозами меня заставили назвать пароль от телефона. Милиционеры рылись в моих личных данных, показывали друг другу с Марселем личные фотографии и комментировали, что я «такая», потому что я из Гомеля, который «рядом с Чернобылем». Они много расспрашивали о моей трансгендерности. Я серьёзно ответила, что трансгендерность — не преступление, и что не хотела бы жить, если бы не совершила переход. Милиционеры интерпретировали это как суицидальные мысли, позвонили в психиатрическую больницу и уточняли, можно ли меня туда поместить.

Самым ужасным было то, что в разговоре они признались: приехали по информации из деканата. Именно администрация вуза искала повод для моего задержания и отчисления из университета.

В РУВД меня поместили в мужскую камеру. В телефоне обнаружили старый аккаунт и подписку на Telegram-канал, признанный в Беларуси экстремистским. Мне выписали штраф в 400 рублей и отпустили. Однако один из милиционеров предупредил, что это задержание не будет последним, что «в покое меня не оставят» и будут другие приводы. Он посоветовал уезжать из страны.

Я была напугана, боялась ходить по улицам и всё время ждала, что за мной снова придут. Я выселилась из общежития и поехала к Марселю в Витебск. Чтобы сбить следы, я купила билет на поезд в другой город, а сама поехала на автобусе. К счастью, Марсель жил не в студенческом, а в рабочем общежитии, где контроль был не таким строгим, и я смогла временно остаться у него.

Марсель: Когда Лена приехала жить или, лучше сказать, прятаться от преследования милиции ко мне, я очень переживал за неё. Я и бабушка жили в рабочем общежитии: я не хотел селиться в университетское — там меня поселили бы с девочками. Мы ощущали постоянное давление — ко мне и бабушке, как к украинцам — регулярно приходили из милиции, чтобы убедиться, что мы не террористы или ещё что-то там — и я боялся за Лену.

Я и Лена приняли решение уезжать из Беларуси и обратились в организации TG House и Equal Postost. Equal помогла нам оформить визы и приобрести билеты. Для эмиграции мы выбрали Францию, потому что это максимально далеко от Беларуси, и я знаю французский язык. Перед выездом TG House помог Лене оплатить штраф за подписку на «экстремистский» канал, что позволило ей беспрепятственно пересечь границу. Помимо этого, сотрудники организации подготовили правовые заключения для получения международной защиты и обеспечили нам материальную поддержку, пока мы ждали наше первое пособие.

У вас так и не получилось закончить учёбу?

Марсель: Я пытался взять академический отпуск, собирал оправдательные документы, но проректор по воспитательной работе сочла, что моих справок недостаточно. Тогда я потихоньку сдал учебники, и мы уехали. Я остался должен университету много денег за учёбу, но он их с меня не востребует, ведь я теперь во Франции.

Лена: Я смогла сходить в университет и забрать аттестат о среднем образовании, а Марселю даже его не отдали. У Марселя фактически нет документов об образовании.

Марсель: Это так, но мы всё равно планируем продолжить обучение во Франции.

Как вас приняла Франция?

Марсель: Здесь мы чувствуем себя безопасно. Общество во Франции более дружественно к ЛГБТК+, есть специальные шелтеры, где можно взять одежду в случае надобности, поесть, просто пообщаться. Мы уже приняли участие в прайде.

Во Франции хорошее медицинское обслуживание и понимающие социальные работники. Мне назначили бесплатно современные гормональные средства. В Беларуси достать гормоны для маскулинизации было весьма проблематично, меня даже один раз задержали за их незаконное приобретение.

Так что в Беларусь мы не вернулись бы именно из-за негативного отношения к транс-персонам.

Желаем вам успешной адаптации на новом месте!