Новости
Идентичность под запретом: почему ЛГБТК+ сообщество в Беларуси стало объектом репрессий?
Новости
31.10.2025

Сегодня в Беларуси быть собой стало уголовным преступлением. Государство объявило охоту на ЛГБТК+ людей, отнимая у них право на идентичность, достоинство и любовь. Репрессивные законы фактически узаконили насилие и дискриминацию, превратив жизнь квир-сообщества в постоянную борьбу за выживание.

В этой статье мы собрали истории беларусских квир-людей, которых задерживали по сфабрикованным обвинениям, избивали в РУВД, вынуждали скрываться или покидать страну. Эти личные свидетельства дополняют комментарии экспертов и представителей международных ЛГБТК+ организаций. Вместе они формируют целостную и откровенную картину жизни тех, чьё существование государство пытается стереть.

Картинка носит иллюстративный характер и сгенерирована с помощью ИИ

«Стараюсь не светиться и жду визу, чтобы уехать»

— Когда я осознала, что мне придется уехать из Беларуси, я испытала не просто отчаяние, а такое чувство, что всё, полный п…ц. И это даже слишком мягко описывает моё состояние.

Так начинается наш разговор с Никитой (имя изменено). Никита — небинарная персона, использует женские местоимения, носит макияж и женственную одежду. Она была одной из первых в Беларуси, кто публично выразил свою идентичность, — как творческий человек, Никита вела активную публичную деятельность и открыто боролась за право быть собой.

— Когда тебя выживают из родной страны, это, знаете ли, далеко не то же самое, что уехать за границу, стремясь к внутреннему или карьерному росту, — объясняет Никита. — Меня выживают из-за того, что я вела себя не так, как предписано, потому что моя сущность — это преступление в глазах тех, кто имеет власть в стране и решает, кому здесь жить, а кому нет.

Рост интереса к своему творчеству со стороны силовых структур Никита ощутила года три назад.

— Я организовывала ЛГБТК-френдли вечеринки, где акцент делался на музыке и возможности самовыражения, — рассказывает Никита. — Но на меня стали давить. Вначале это были требования согласовывать плей-листы, а потом на мои мероприятия начали приходить проверки. Инспекторы смотрели, чтобы, по их выражению, «не было никаких мужиков в колготках».

Картинка носит иллюстративный характер и сгенерирована с помощью ИИ

Несколько заведений, в которых Никита устраивала вечеринки, после таких проверок закрыли. Позже они открылись снова, но уже в новом формате и с другой аудиторией — без квир-персон.

В сентябре 2023 года Никиту обманом вынудили прийти в РУВД: якобы ей надо было забрать подругу, которая там находится. «Когда я приехала в управление, ко мне вышли два человека в штатском, не представились, просто сказали: "Иди сюда". Я спросила: "Почему так грубо? Я что — преступница?". В ответ эти двое отвели её на пятый этаж, забрали телефон и начали избивать».

— Они оскорбляли меня, называли «п…м», — вспоминает Никита. Силовики утверждали, что раз она принадлежит к ЛГБТК+, то это значит, участвовала в протестах и выступает за оппозицию. На чем строились такие предположения – не понятно.

После этого к ней вышел следователь и сообщил, что её отпускают домой, добавив: «Тебе ещё повезло». Напоследок он велел забыть всё, что происходило в РУВД. Никита говорит это почти спокойным голосом, но это обманчивое впечатление: на самом деле ей пришлось восстанавливаться после пережитого и посещать психотерапевта. «Я закрылась, спряталась, старалась не светиться в общественном пространстве — мне было слишком страшно».

В последнее время Никита стала получать анонимные телефонные звонки с угрозами и настоятельными рекомендациями «валить из страны». Ситуация стала настолько опасной, что Никита приняла решение экстренно покинуть Беларусь.

Волна экстренных эвакуаций

TG House осуществляет поддержку квир-персон с 2019 года, основной актив организации находится в Польше: в родной Беларуси организация признана экстремистской.

По словам активистов TG House, в 2024 году прошла беспрецедентная волна обращений за помощью — такого количества просьб о поддержке и эвакуации не было за всю историю работы организации.

В 2024 году TG House экстренно эвакуировал из Беларуси 22 квир-персоны, которым угрожало уголовное преследование по надуманным обвинениям. Ситуация не улучшается: за 9 месяцев текущего года 15 человек сообщили о преследовании силовиков и попросили помощи в переезде в безопасные страны.

Причем, отмечают активисты, людей иногда задерживают без всяких видимых причин, просто за принадлежность к ЛГБТК+ сообществу, предъявляют безосновательные обвинения в наркоторговле или распространении порнографии.

Пример дискредитации людей ЛГБТК+ в белорусских официальных государственных СМИ:
«Запад навязывает обществу идеологии ЛГБТ, чайлдфри и другие. Их суть — кто не принадлежит к элите, должен ограничивать продолжение рода.Беларусь же сохраняет традиционные ценности и делает все на государственном уровне для того, чтобы нас было больше.»
Источник: https://www.sb.by/articles/dumat-o-budushchem-belarus-semya.html

«Меня обвинили в торговле наркотиками, лишь бы выкинуть из универа»

Лена, трансгендерная девушка, была вынуждена бежать из Беларуси после того, как администрация вуза обратилась в милицию, чтобы совместными усилиями отчислить ее из университета.

В Беларуси Лена училась в двух вузах, но ни один ей не удалось закончить по причине давления и дискриминации со стороны администраций учебных заведений: студентка — транс-персона почему-то их очень раздражала.

Проблемы у девушки были системными: соседи по общежитию жаловались в деканат, что «не хотят жить с транс-персоной», администрация возмущалась, что Лена ходит в женский туалет, придиралась к внешнему виду. А декан одного из вузов прямо заявил, что «такие не должны учиться в университете». Из первого вуза Лена ушла сама, а вот из второго её выживали… с помощью силовиков.

— В сентябре прошлого года, прямо во время занятий, в аудиторию вошла наша куратор. Она потребовала, чтобы я собрала вещи и срочно явилась в деканат. Это было крайне странно. В кабинете меня ждали двое мужчин в милицейской форме. Они сразу забрали мой телефон, начали грубо и настойчиво спрашивать: девушка я или парень. На мой вопрос о причине вызова последовал резкий ответ: «А ты не знаешь?» — рассказывает Лена.

Хотя никто из силовиков Лене не представился и причин вызова в деканат не объяснил, но по разговорам девушка поняла, что они — из наркоконтроля. Лена даже немного успокоилась: она никогда не имела отношения к наркотикам и была уверена, что у нее ничего не найдут. Лену повезли в РУВД, по дороге один милиционер рассуждал, что «они очищают Беларусь от таких, как она», а второй хвалился, что за это задержание получит повышение.

В РУВД Лену угрозами заставили назвать пароль от телефона. Силовики рылись в личных переписках, показывали друг другу фотографии девушки и комментировали, что Лена «такая», потому что она из Гомеля, который «рядом с Чернобылем». Они много расспрашивали о трансгендерности, уточняли, мужчина Лена или всё-таки женщина.

— Я серьёзно ответила, что трансгендерность — не преступление, и что не хотела бы жить, если бы не совершила переход. Милиционеры тут же интерпретировали это как суицидальные мысли, звонили в психиатрическую больницу и уточняли, можно ли меня туда поместить.

Самым ужасным оказалось то, что силовики приехали по наводке… из деканата. Администрация вуза искала повод для задержания и отчисления Лены.

В РУВД Лену поместили в мужскую камеру. Во время досмотра телефона милиционеры нашли старый аккаунт и подписку на Telegram-канал, признанный в Беларуси экстремистским. Ей выписали крупный штраф, но отпустили. Вместо прощания один из силовиков предупредил девушку, что это задержание не будет последним, что «в покое её не оставят» и будут другие приводы. И посоветовал уехать из страны.

В конце 2024 года Лена и её парень уехали из Беларуси во Францию.

С отъездом проблемы не заканчиваются

Ивана вызвали на «беседу» в РУВД в июне 2024 года. Никаких официальных обвинений ему предъявлено не было, милиционеры только сказали, что его «поставили на учет», в чем суть учета – никто не пояснил. Ивана заставили подписать протокол допроса, но прочитать, что там написано, не позволили.

— Когда силовики узнали, что я работаю учителем в школе, то сказали, что это «плохо» и таким, как я, с детьми работать нельзя, — говорит Иван. — Типа, мало ли что я им наговорю. И вообще, по словам милиционеров, такие люди, как я, могут оказаться педофилами.

В сентябре прошлого года силовики пришли в школу и заставили директора уволить Ивана. В декабре 2024 года Иван уехал сначала в Грузию, затем – в Польшу. Однако на этом проблемы не закончились.

— После моего отъезда на квартиру моей матери пришли силовики с обыском, а теперь ей регулярно звонят из милиции с вопросами о моем местонахождении. Спрашивают, чем я занимаюсь, интересуются, почему я не возвращаюсь домой, обещают, что наказание для меня (правда, непонятно за что) будет мягким – назначат «домашнюю химию» и всё.

И хотя никаких проблем с законом Иван не имел – кроме тех, что ему создали сами силовики – недавно он выяснил, что находится в уголовном розыске. Но не в Беларуси, а в России.

— Для меня это странно – у меня было одно задержание, никто не предъявлял мне обвинений, а тут оказалось, что на родине на меня заведено дело за сотрудничество с экстремистскими организациями. Причем «уголовка» в Беларуси, а в розыск я объявлен в России. Знакомые беларусы-эмигранты сказали, что это достаточно распространенная практика у силовиков: они объявляют в розыск именно в России, в расчете на то, что преследуемый им человек попытается спрятаться там.

Иван теперь постоянно беспокоится за своих родных, которые остались в Беларуси. Он понимает: силовики, не сумев добраться до него, могут начать создавать проблемы его семье — оказывать давление, приходить с проверками или угрожать уголовным преследованием просто за то, что это его родственники.

Идентичность под запретом: легализация насилия

Принятое недавно репрессивное законодательство значительно ухудшило положение квир-людей в Беларуси.

Серьезным ударом по свободе слова и видимости ЛГБТК+ сообщества стало Постановление Министерства культуры №24, принятое в марте 2024 года, в котором демонстрацию «нетрадиционных отношений» приравняли к порнографии.

Фактически, это приравнивает к уголовному преступлению само существование и любые проявления жизни ЛГБТК+ людей, создавая мощный инструмент для цензуры и преследования. Правозащитники расценивают эти шаги как прямое введение административных репрессий, аналогичных российскому «закону о пропаганде ЛГБТ», направленных на полное вытеснение квир-сообщества из публичного пространства.

В июле 2025 года в Закон «О правах ребёнка» были внесены поправки, признавшие «пропаганду гомосексуальных отношений, смены пола, педофилии и бездетности» вредной для здоровья детей.

— В Беларуси утвердилась диктатура, которая последовательно стремится к тотальной унификации общества, насаждая жесткую «норму» и безжалостно подавляя любое отклонение от нее, — отмечает Виктория Руденкова, юристка запрещенного в Беларуси правозащитного центра «Вясна». — Это проявляется в систематическом ограничении фундаментальных свобод: от свободы слова и мирных собраний до теперь уже и свободы самовыражения в вопросах гендерной идентичности и сексуальной ориентации.

Руденкова подчеркивает, что трансформацию государственной политики нельзя недооценивать:

— Это означает, что ситуация стала значительно хуже: произвол властей теперь возводится в ранг закона. Подобная систематическая и законодательно закрепленная политика государственного насилия и унижения абсолютно неправильна и категорически неприемлема. Она идет вразрез с основами правового государства и открытого общества, — предупреждает Виктория.

В октябре 2025 года Палата представителей одобрила в первом чтении законопроект, вводящий новую статью КоАП. Она предусматривает административную ответственность (крупные штрафы, а при вовлечении несовершеннолетних — арест) за «Пропаганду гомосексуальных отношений, смены пола, бездетности, педофилии».

Хотя это пока только первое чтение, сама суть выстроенной в Беларуси системы, где законодательная власть полностью подчинена исполнительной, не оставляет сомнений в скором и окончательном принятии этого закона.

Возмущение правозащитников вызывает объединение в одном ряду гомосексуальности, смены пола (вопросы идентичности) и бездетности (репродуктивный выбор) с педофилией, которая является тяжким уголовным преступлением.

В сентябре 2025 года Министерство здравоохранения внесло изменения в правила прохождения процедуры коррекции пола. Теперь из состава комиссии исключён врач-сексолог — его место занял психиатр-нарколог. Таким образом, Минздрав фактически закрепляет подход, при котором трансгендерность рассматривается как «психическое отклонение».

Правозащитники из TG House предупреждают: это решение патологизирует трансгендерность, переводя вопросы гендерной идентичности из сферы сексологии в область тяжелых психических расстройств и зависимостей. Смещение фокуса на психиатрию и наркологию значительно усложнит или полностью заблокирует доступ к юридическому и медицинскому переходу, что является ограничением прав трансгендерных людей.

Активность невозможна даже «в подполье»

В Беларуси никогда не была официально зарегистрирована ни одна организация, в уставе которой значилось бы «ЛГБТК+». Министерство юстиции систематически отказывало активистам, несмотря на их многочисленные попытки, используя для этого самые разные надуманные причины. Те немногие ЛГБТК+ организации, которые работали неофициально или под нейтральными названиями, были вынуждены прекратить свою деятельность в ходе массированного наступления властей на гражданское общество в последние годы.

Полина, квир-активистка, на протяжении четырёх лет была администраторкой ЛГБТК+ пространства.

— Четыре года я администрировала пространство «Другі паверх» в Минске. Мы проводили лекции, тренинги, группы поддержки людей ЛГБТК+. Работали мы, разумеется, неофициально: понятно, что в Беларуси после 2020 года никто бы не позволил бы нам делать это в открытую. Собирались в условиях тотальной секретности. Никаких фотографий, никаких меток в соцсетях. Место встречи высылалось зарегистрировавшимся и верифицированным участникам буквально в последний момент. Только благодаря таким мерам безопасности мы продержались так долго – до момента моего ареста.

Картинка носит иллюстративный характер и сгенерирована с помощью ИИ

Год назад, в сентябре, прошла волна задержаний именно среди ЛГБТК-активистов. Полину задержали прямо на рабочем месте, на основной работе.

— Сложно сказать, как меня вычислили: скорее всего, из-за того, что я участвовала в выездном тренинге, который проводился в Грузии. Это был тренинг-поддержка феминистских проектов, я участвовала как феминистка и как представительница ЛГБТК+ комьюнити. Задержали не только меня, но и других участниц тренинга – мы сидели в одной камере.

По освобождении Полина обратилась в организацию, помогающую ЛГБТК+ персонам, и была эвакуирована из страны.

— Сейчас, находясь в безопасности, я советую людям в Беларуси не заниматься активизмом. Контроль усилился настолько, что что-то сделать безопасно — невозможно. Все знакомые, с которыми я поддерживаю связь, перестали заниматься активной деятельностью, и это нормально. В таких условиях себе бы помочь, речь буквально идет о выживании, активизм сейчас небезопасен и вряд ли что-то изменит. Хотя, конечно, есть убежденные люди и они все равно будут продолжать деятельность.

Возможно ли отстоять свои права?

В условиях современной Беларуси, когда человека задерживают без видимых причин или по надуманным обвинениям, приговаривая к суткам или штрафам, остро встает вопрос: есть ли смысл обжаловать такие решения, если правовая система кажется парализованной? Особенно это актуально, учитывая, что зачастую задержанным не предоставляют официальных документов – протоколов задержания, постановлений суда.

Однако, несмотря на эти препятствия и видимое отсутствие шансов на немедленное восстановление справедливости, Виктория Руденкова убеждена: обжаловать решение суда всё-таки стоит.

— Возможно, в моменте это не кажется эффективным, но я уверена, что это имеет смысл, – поясняет Виктория. – Одна из ключевых причин – документирование самого факта репрессии. Если человека сажают на сутки и не выдают никаких документов, то подача жалобы гарантирует получение официального подтверждения. Даже этот ответ на жалобу, пусть и негативный, является подтверждением репрессии, а личная подпись судьи – увеличенным шансом на привлечение его к ответственности в будущем.

Правозащитница считает, что в долгосрочной перспективе это позволяет зафиксировать не только факт репрессии, но и персональную ответственность тех, кто ставит свои подписи под официальными ответами. Все эти документы критически важно не только сохранять, но и активно добиваться их получения. Обжалование – один из самых действенных способов документирования нарушений прав человека.

Руденкова подчеркивает, что эти материалы – будь то официальные ответы, свидетельские показания или интервью – станут доказательствами преступлений против человечности в будущем международном суде против представителей беларусского режима.

— Чем полнее и многочисленнее будет эта база свидетельств, тем эффективнее будет процесс привлечения виновных к ответственности, – говорит она. – Поэтому сейчас документирование происходящего является одним из ключевых видов сопротивления».

«Беларусское ЛГБТИ-движение остаётся одним из самых стойких»: реакция юристов и международных экспертов

Что будет дальше? Есть ли способы повлиять на ситуацию с правами ЛГБТК+ людей в Беларуси? Существуют ли вообще какие-то международные инструменты, какие-то механизмы, которые могут помочь в индивидуальных случаях? Особенно в такой ситуации, когда национальные правовые возможности исчерпаны или вовсе отсутствуют.

— Международные организации обладают инструментами влияния, но у них нет инструментов принуждения, — отмечает Виктория Руденкова. — Они могут выступать с рекомендациями, заявлениями и призывами. И, к слову, за прошлый год я сама видела множество заявлений и упоминаний о ситуации с правами ЛГБТК в Беларуси: от Совета по правам человека ООН, от Европарламента (который, кстати, является скорее политической структурой, а не правозащитной), от Human Rights Watch.

Руденкова указывает на один из наиболее эффективных механизмов: спецдокладчики ООН (особенно по Беларуси) имеют и используют возможность обращаться к правительству Беларуси напрямую. Это означает, что представители ООН могут напрямую написать белорусскому правительству и запросить информацию по поводу конкретного человека: что с ним сейчас происходит? Где он находится? Правозащитница считает, что именно этот инструмент — самый эффективный из всех доступных и действенных на данный момент.

— Да, конечно, характер ответов на запросы ООН предсказуем: никакие нарушения прав правительством Беларуси не признаются. Но сам факт, что они вынуждены отвечать, уже является значимым. Это уже хорошо, потому что призывает их к ответу и какой-никакой реакции, — признает суровые реалии Виктория.

Правозащитница подчеркивает еще одно важнейшее применение международного внимания: оно может сыграть ключевую роль в помощи людям с получением международной защиты, например, в европейских странах. Сейчас это очень актуальная тема, ведь многие вынуждены уезжать, и зачастую одной из основных причин является именно принадлежность к ЛГБТК+ сообществу.

— Чем больше различных международных органов и авторитетных организаций делают заявления по поводу ситуации с правами ЛГБТК в Беларуси, тем больше весомых аргументов появляется для получения международной защиты конкретным человеком, — добавляет Руденкова.

Международные ЛГБТК+ организации тоже не остаются в стороне от решения жизненно важных для квир-людей в Беларуси вопросов, их внимание сосредоточено на поддержке местных активистов и инициатив, документировании нарушений прав человека и обеспечении безопасного пространства для сообщества.

Так, Руслана Панухник, старшая программная координаторка ILGA-Europe (ILGA — международная организация, занимающаяся вопросами соблюдения прав человека для представителей ЛГБТИ) считает, что преследование ЛГБТИ-людей в Беларуси давно носит системный характер и сегодня мы видим, как оно закрепляется на законодательном уровне. Хотя и в других странах региона наблюдается рост враждебности, ситуация в Беларуси выделяется масштабом и скоростью, с которой государство институционализирует дискриминацию.

— За последний год беларусские власти приняли ряд репрессивных законов, которые превращают предвзятость в государственную политику и делают повседневную жизнь всё более небезопасной. С 2024 года произвольные задержания, допросы и преследования стали обыденными инструментами давления, направленными на запугивание активистов и разрушение сообществ. Многие квир-люди вынуждены уезжать, а те, кто остаются, живут в страхе, изоляции и без права на публичное пространство, — говорит Руслана.

Уважение к каждому человеку на территории Беларуси, особенно к наиболее уязвимым, не только является основой социальной сплоченности, но и стало бы ключевым шагом к восстановлению международного авторитета и экономического развития страны, — полагает Данияр Орсеков, cтарший программный координатор по региону ВЕЦА (Восточная Европа и Центральная Азия) в TGEU — организации, работающей над обеспечением прав и благополучия трансгендерных людей в Европе и Центральной Азии.

— TGEU осуждает эскалацию государственных репрессий и дегуманизацию ЛГБТИ-людей в Беларуси, включая инициируемый запрет на «пропаганду смены пола» и ограничение доступа к медицинской помощи для транс-людей. Забота и уважение ко всем людям на территории Беларуси, особенно к наиболее уязвимым, не только укрепили бы социальную сплоченность, но и повысили бы международную репутацию, авторитет и экономические возможности Беларуси, — заявляет Орсеков.

— Тем не менее, — подчеркивает Руслана, — Беларусское ЛГБТИ-движение остаётся одним из самых стойких в регионе — люди продолжают поддерживать друг друга, создавать безопасные пространства и сохранять достоинство даже тогда, когда само это слово оказывается под запретом. Мужество и взаимная забота внутри беларусского ЛГБТИ-движения по-прежнему поражают. Несмотря на изоляцию и страх, люди продолжают поддерживать свои сообщества — тихо, настойчиво и с глубокой человечностью. В момент, когда волна отката и сужения гражданского пространства распространяется по Европе и Центральной Азии, нам всем есть чему поучиться у их устойчивости и внутренней ясности.

TGEU и ILGA Europe призывают беларусские власти немедленно отозвать предложенные поправки к Кодексу об административных правонарушениях и прекратить все формы преследования ЛГБТИ-людей и правозащитни_ц.

«В Беларусь, какая она теперь, я вернуться не смогу…»

Трансгендерная девушка Т. пережила два задержания, пытки электрошокером, избиения и вынужденный отъезд в Грузию. Ее жизнь, по сути, превратилась в «уголовку» из-за ее идентичности и антивоенной позиции.

— За меня выбор — уехать или нет — сделал белорусский режим. После того как ко мне пришли из ГУБОП, я поняла, что жить спокойно мне не дадут. «Терпеть побои и получать штрафы я больше не хочу», —говорит Т.

Проблемы начались летом 2023 года, когда посредине дня на улице в центре Минска на Т. напал неизвестный мужчина — просто потому, что ему не понравилось, что на ее рюкзаке вместе находились флажки ЛГБТК+ и украинский.

Ирония в том, что, когда девушка обратилась по этому поводу в милицию, карательная машина заработала против нее. В отделении ее телефон проверили и, как вспоминает Т., «сказали, что нашли фото с протестов и угрожали завести уголовное дело, хотя на протестах меня не было, это провокация».

Итогом стали 13 суток ареста за несуществующие «экстремистские» материалы. После этого Т., которая была музыканткой и выступала с концертами, оказалась в «черных списках» и не могла заниматься творческой деятельностью в Беларуси.

31 января 2024 года к ней домой с обыском пришли из ГУБОПа — скорее всего из-за антивоенных постов в соцсетях или высказываний в переписке. То, что было дальше, Т. описывает как «лютейшую жесть», которую она хочет, но не может забыть даже по прошествии длительного времени.

— Пришли домой, начали ломиться в дверь. Через две минуты, как вломились, начались избиения. Один из них был совсем конченный — бил и кулаками, и ногами.

Потом девушку отвезли в штаб ГУБОП, где пытки и избиения продолжились. Также ее заставили записать «покаянное видео», в котором ее вынудили себя оклеветать, выступить с призывом запретить трансгендерность. Видео, которое, по сути, стало свидетельством бесчеловечного отношения силовиков к квир-персонам, распространили все государственные пропагандистские каналы.

В этот раз девушка отбывала наказание в следственном изоляторе на Окрестина. Там унижения продолжились: к ней могли обратиться «ну ты, существо, иди сюда». Хотя ее документы были на женское имя, администрация заведения долго решала, в какую камеру ее поместить, ведь, по их словам, «в женской она всех перетрахает».

Медицинскую помощь ей не оказывали: даже переданные таблетки до нее не дошли. Травмы никто не лечил, а они были серьезными:

— Со сломанными ребрами спать на полу на Окрестина не очень-то комфортно, — горько шутит Т. — Ребра у меня со временем срослись, огромные гематомы на полтела от избиений прошли, ожоги от электрошокера прошли, но вот выбитые зубы — не отрасли.

После всего пережитого Т., при поддержке ЛГБТК+ организации, уехала в Грузию. Но психические травмы новая страна не вылечила:

— Ко мне в Грузию приехала мать, и сегодня она, возвращаясь из магазина, открывала дверь ключом. А у меня от скрежета замка началась такая паника, меня еще час страшно трясло и еще несколько часов ушло на то, чтобы успокоиться окончательно.

В Грузии Т. хотя бы дают выступать как музыкантке. Но и в этой стране она не чувствует себя в полной безопасности:

— Грузинские мужчины, мягко говоря, очень навязчивы в своем внимании. Однажды на меня напал какой-то неадекват — его спровоцировала моя внешность. Я обратилась в местную полицию, но и там я столкнулась с неуместными вопросами и шутками от допрашивающих мужчин-полицейских.

При этом, отмечает девушка, полиция в Грузии хотя бы, в отличие от Беларуси, не выполняет карательных функций. Возвращение в Беларусь Т. пока исключает:

— При этом режиме я вернуться не смогу — меня, в соответствии с новыми репрессивными законами, сразу посадят за «порнографию» или еще что-то такое. А сидеть я больше не хочу.