Трансгендерный переход сам по себе – сложная вещь, а если при этом затрагиваются интересы ребенка, то это вдвойне непросто.
Tg House Belarus попросил Константина рассказать, как в любой ситуации оставаться любящим родителем и почему беларусское общество не настолько толерантное, как принято считать.
— Константин, когда вы осуществили транспереход?
— Это был мой подарок самому себе на день рождения – я записался в РНПЦ психического здоровья на прием к сексологу.
Я долго размышлял, прежде чем решиться на этот шаг. У меня был маленький ребенок – пяти лет – и хотелось дождаться его, если не совершеннолетия, то хотя бы подросткового возраста, чтобы объяснить, что переход для меня – шаг к лучшей жизни. Но ждать ещё 10 лет было слишком мучительно…
— И какие впечатления оставил первый визит к сексологу?
— Сексолог – тогда, в 2021 году, это был Максим Подоляк, со мной был предельно вежлив и учтив. Хотя я слышал от других трансперсон, что он может начать чудить и специально задавать неприятные провокационные вопросы, чтобы человек задумался: а нужен ли мне вообще этот переход?
В моем случае сексолог спрашивал, как отнесутся к переходу мои родители, не боюсь ли возможных проблем во взаимоотношениях с ребенком? Я ответил, что у нас наличие детей не является противопоказанием к переходу, и что с проблемами буду разбираться по мере их появления.
— Константин, какое было отношение врачей и медперсонала к вам?
— В принципе, с медицинской сферой все было нормально. Я старался максимально быстро пройти все обследования. Разница между первым и вторым визитом к сексологу у меня составила два дня: первый раз я обратился во вторник, а уже в четверг принес заполненные анкеты и необходимые документы и официально встал на учет. Конечно, это потребовало больших усилий и чуть не взорвало мне мозг, но хотелось сделать все в кратчайшие сроки.
Врачей прошел без проблем, анализ на кариотип тоже сделали быстро. На первую комиссию я попал в 2023 году, тогда еще был хороший состав и разрешение на переход давали практически всем. Из документов долго менял свидетельство о рождении, так как я не из Минска. И уехал в Москву делать операции.
— Удалось ли вам найти понимание и поддержку среди коллег на работе?
— Еще на собеседовании при трудоустройстве я сказал, что собираюсь менять пол и могу выпасть из рабочего процесса на две недели, чтобы пройти обследование в стационаре РНПЦ психического здоровья.
Я - дизайнер. О моем переходе знали только несколько человек: бухгалтерия, директор и непосредственное начальство. Я работал удаленно, остальные коллеги и партнёры по бизнесу считали меня мужчиной. В силу того, что дизайнеры - люди творческие, компания максимально лояльно относится к их причудам, со стороны коллег неприятия также не было.
— А что же стало причиной вашего переезда во Францию?
— Причиной переезда стала травля моего ребенка в школе и угроза лишения меня родительских прав.
В детском саду я был своему ребенку стандартной мамой, никаких проблем не было. А когда в последний год в саду у меня «охрип» голос и появилась щетина, как раз была «корона», можно было носить маску и не бриться.
А вот в школу ребенка я повел уже как папа. Летом, оформляя сына в первый класс, я уведомил школьную администрацию, что осенью меняю документы на мужские и спросил, что мне делать. Мне пошли навстречу, сказали, что об этом будут знать только директор и школьный психолог. Но потом пришлось признаться и классному руководителю, так как она, проверяя документы ребенка в личном деле, позвонила мне с вопросом: «А вы кто? В свидетельстве о рождении ребенка указаны совсем другие люди».
Но и классная руководительница оказалась понимающим человеком, она советовала не раскрывать факт моего перехода другим родителям. И все-таки, за моей спиной начались пересуды. Я живу с партнером, получается, у нас – гомосексуальная семья. Ребенок пошел в школу с радостью, ему было интересно учиться, он был очень развит, но потом все пошло наперекосяк. Я предупреждал классного руководителя, что в классе, возможно, мой сын подвергается буллингу: он никогда раньше не дрался – а в школе вдруг начал бить других детей.
Учителя отрицали факты агрессии против моего сына, к решению проблемы подключился школьный психолог. Хотя, как выяснилось позже, буллинг по отношению к моему ребенку был, и начали его именно учителя, а дети просто подхватили.
Некоторые родители заявили, что ребенок агрессивен, потому что растет в гомосексуальной семье. Они не знали, что я – транс. Родители создали отдельный чат, где обсуждали нас с партнером. В конце концов одна из матерей написала анонимный донос по надуманному поводу, администрация понимала, что это полная чушь, но не могла не отреагировать. Поэтому была назначена комиссия для проведения социального расследования в отношении моей семьи.
На комиссии перед достаточно большим кругом людей мне пришлось признаться, что я – трансгендерный мужчина, но биологически являюсь матерью ребёнка. И если у родителей одноклассников моего сына все с сводилось к «во всём виновата ваша гомосексуальность», то у администрации школы рабочей версией стала «это потому, что вы сменили пол, теперь у ребенка травма и он ведет себя неадекватно».
Глава комиссии сказал мне, что мою семью признают находящейся в социально опасном положении. А позже школьный психолог предупредила, что готовится коллективная жалоба от родителей, после которой будет проведено второе расследование, уже гораздо более жесткое. И тут уже не риск СОП, а шансы лишения родительских прав и изъятия ребенка из семьи.
Тогда мы и стали рассматривать варианты эмиграции в другую страну. И год назад, в феврале, мы уехали. Один наш друг переехал ранее во Францию, он связал нас с французской ассоциацией, помогающей ЛГБТК+ людям, теперь она сопровождает нас тут.
— Как вас встретила Франция?
— Для жизни во Франции нам нужен был крупный город, чтобы легче было обращаться за необходимой медицинской помощью. Но нас распределили в деревню в Пиренеях, на границе с Испанией. В этой горной деревне было всего 400 жителей и в плане медицины это была пустыня. Например, на обследование щитовидки меня записали на май 2024.
После долгой борьбы, в которую включилась и правозащитная ЛГБТК-организация, нас передислоцировали в Ниццу, хотя для Франции это не очень распространенная практика.
— Как вы видите свою дальнейшую жизнь во Франции, строите ли какие-то планы?
— По образованию я программист, однако, так сложилось, что много лет работаю дизайнером. Несмотря на то, что я десять лет провел в Москве и построил хорошую карьеру, мне всегда хотелось вернуться в программирование. Но я не мог поставить жизнь на паузу и пойти на курсы, чтобы освежить знания. Моей семье нужны были деньги, надо было постоянно работать.
Надеюсь, что Франция даст мне второй шанс – здесь оказывают поддержку беженцам, выплачивается пособие. В планах – выучить французский и пойти на курсы программирования. Данная специальность – гарантия надежного будущего, моего и моего ребенка. Ему нужно восстановиться после всего пережитого, социализироваться в другой стране.
Франция пронизана духом свободы, здесь нам можно не скрываться. Море, воздух, горы – у нас все будет хорошо!